Художник Светотенев работал в своей мастерской. Он рисовал летний день, поляну в лесу, а посередине поляны – пень с веселыми опятами.
Зазвонил телефон. Художник взял трубку.
— Привет! – выкрикнул голос в трубке. – У меня для тебя интересное предложение. Приходи через полчаса!
Светотенев вытер кисти, опустил их в банку с водой, убрал тюбики с краской в ящик, надел плащ, кепку и вышел.
В мастерской воцарилась тишина. Но ненадолго.
Ровно через две минуты и тридцать три секунды – если верить настенным часам-ходикам – старая палитра, которая лежала на подоконнике, ожила. У нее появились корявые ножки и тонкие ручки (в одной был зажат портфель), а также голова в кепке, лихо повернутой козырьком назад.
При взгляде на это существо сразу становилось ясно: это уже не палитра, а настоящий Палитрук.
— Товарищи! – провозгласил Палитрук. – Даю команду «вольно»!
В ту же секунду дверца ящика открылась настежь. Тюбики с красками, превратившись в человечков, начали один за другим выбираться наружу и разбредаться по мастерской.
Палитры, развешанные по стенам, одна за другой слетели с гвоздей и взмыли под потолок, где принялись летать вокруг люстры, пугая сонных осенних мух.
Кисти забренчали в банке, выскочили из неё и заплясали по полу.
— Не забываем о правилах поведения! – вещал с подоконника Палитрук. – К приходу товарища художника всё должно быть в идеальном состоянии!
Но Палитрука никто не слушал. Все бегали, летали, ползали и без умолку разговаривали.
Ожили и картины, которые висели по стенам мастерской. На одной работе паслись кони – они разбрелись по всему полю, а один и вовсе исчез за пределы рамы. На другой — доктор, который стоял у окна, взял стакан с горячим чаем, помешал сахар ложкой и с наслаждением сделал несколько глотков.
Неоконченная картина на мольберте тоже изменилась. Налетел ветер, зашумели деревья, на пень посыпалась сосновая хвоя.
— Ап-чхи! – кто-то оглушительно чихнул, и из угла картины на пень вылез… непонятно кто. С кисточками на ушах – но не белка: фиолетовых белок ведь не бывает. Не зверь, не птица, и уж точно – не человек.
Обитатели мастерской с интересом поглядели на новое творение художника.
— Это, простите, что? Или кто? – спросила старая Кисть. – Я плохо вижу. Муравей, что ли?
— Нет! Это просто какая-то игра света и тени! – беспечно заявил Ластик. – Короче говоря, мираж. Было бы о чём говорить!
— Слишком детально прорисован для миража, — возразил Карандаш. – Нет, этого персонажа создал наш художник. Вопрос – для чего?
Существо при этом ничего не говорило, только переводило взгляд больших круглых глаз с одного собеседника на другого.
— Всё очевидно, товарищи! – авторитетно заявил Палитрук. – Это существо – не что иное, как классическая «жёлтая собачка»!
Все захохотали.
— Палитрук! – сквозь смех проговорил тюбик с Желтой Краской. – Тебе нужны очки посильнее! Где ты тут увидел жёлтый цвет? Он же…
— Цвет-то ещё ладно! – прыснула Гипсовая Голова на комоде. – Но… собачка? Что она делает в лесу, в таком случае? Охотится на зайцев?
Замечание Головы вызвало новый взрыв хохота.
— Попрошу всех успокоиться! – Палитрук нахмурился и зашагал по подоконнику, заложив руки с портфелем за спину. – «Желтая собачка» — это термин из мира искусства. Подозреваю, что многим из присутствующих здесь он ни о чём не говорит. И не удивляюсь этому!
— Ну почему же? – Старая Кисть почувствовала себя уязвленной. – Что-то такое я слышала, да… «Жёлтая собачка…»
— Был такой художник – Владимир Фаворский, — начал Палитрук. – На всех своих картинах он изображал маленькую желтую собачку. Где-то в углу. И когда завершал картину, критики всегда обращали на неё внимание. Просили убрать с картины. Фаворский для вида сопротивлялся, но в итоге собачку всегда убирал. А на другие недостатки его картин критики и не смотрели.
Палитрук поглядел ещё раз на существо, которое сидело на пеньке посреди новой картины.
— Я уверен: этот персонаж – как раз такая «желтая собачка». Когда картина будет закончена, художник его просто-напросто закрасит!
— Ой! – воскликнуло существо. – Неужели? Но я не хочу!
Оно спрыгнуло с пня в нарисованную траву.
— Я ведь живой! У меня даже имя есть!
— Какое ещё имя? – поинтересовалась Гипсовая Голова.
— Изоша! Меня художник сам так назвал! Нарисовал и говорит: «Сиди тут, Изоша, а я пока буду лес рисовать»… — Глаза Изоши наполнились слезами. – Что же мне теперь делать? Я не хочу, чтобы меня закрасили!
— Ну, Изоша, — развёл руками Палитрук, — ты нас, конечно, извини… Но в живописи есть свои законы. На этой картине ты попросту не нужен. Куда тебя девать?
— А может, я… куда-нибудь в другую картину переберусь? – со вздохом спросил Изоша. – В такую, где я нужен?
— Персонажи картин не могут покидать их самовольно, — отчеканил Палитрук. – Извини, но это невозможно.
— Совершенно невозможно! – подтвердили все обитатели мастерской нестройным хором.
— Ну почему же? – пропищал тоненький голосок из-за шторы. – Я могу помочь!
